Ночью резко похолодало. Ох, это зимнее ненастье… Чтобы сохранить тепло, Юрка распушился, аккуратно подобрал взъерошенные перья и теперь напоминал мяконький клубочек, который непременно хочется взять в руки, прижать к щеке. Он сидел бы так и дальше, но новый день тащил за собой багаж новых забот. Вон и чайки проснулись: раскричались, по делам помчались.

Он зевнул и огляделся по сторонам – не видно ли, желательно в пределах одного взмаха крыла, чего съестного. Увы, нет: рождественская ярмарка открывалась-просыпалась не спеша, торговцы не успели разложить на прилавках пряники, кексики и пипаркоок, не насыпали в мисочки дроблёные орешки, прохожие не обронили ни одной крошки, а в городе до сих пор не погасли ночные огни.

– Пси, пси, – расчихался воробушек – с толстой еловой лапы на него осыпался ворох холодных влажных снежинок.

Юрка – домовый воробей-трёхлеток, возмужавший и похорошевший за нынешнее на редкость погожее лето. Он носит на груди роскошную чёрную манишку и опрятную серую шапочку на макушке. К нему прислушиваются и спрашивают совета – он старший в дружной воробьиной стайке. Осознавая свою ответственность, Юрка внимательно наблюдает за всем происходящим вокруг, в курсе любых новостей и готов к отважным поступкам и важным решениям.

Одним из таких решений стало незапланированное новоселье, улучшившее условия жизни воробьиной семьи. Едва на Ратушной площади установили большую красавицу-ель, он устремился на разведку, без сожаления покинув насиженные кусты. Оставаться среди куцых веточек было уже невмоготу: площадку катка, оборудованного на радость детям и взрослым, освещали мощные фонари-прожекторы. Яркий свет от них слепил глазки; люди, проходя мимо, то и дело задевали кусты, а это беспокоило птиц. Ещё весной они облюбовали этот укромный уголок и о смене места обитания не помышляли. В июле в городе наступила небывалая прежде жара, и они радовались, что рядом жив-здоров стоит широкоплечий вековой дуб, – как здорово укрываться в тени его могучей кроны! Маленьким птахам здесь нравилось: никаких заведений с круглосуточно гремящей музыкой, ни открытых эстрадных площадок, ни шумной автодороги, а возвышающаяся бок о бок с дубом церковь Нигулисте создавала особую позитивную ауру. Но с первым адвентом в городе всё пришло в движение, и воробьям пришлось призадуматься и в итоге перебраться на главное новогоднее дерево города. Несмотря на некоторое неудобство из-за развешенных праздничных шаров и нитей светящихся гирлянд, среди мохнатых ароматных веток было теплее и уютнее, а открытие ярмарки сулило дополнительный источник пропитания. Украшения-шары оказались такими гладкими и блестящими, будто их только что изготовил мастер-стеклодув. В них, правда вверх ногами, отражалась площадь с ярмаркой и ратуша, а воробьихи то и дело гляделись в их зеркальные поверхности и оживлённо щебетали.

Откуда я всё это знаю? Немного понаблюдала. И, конечно, от самого Юрки – он поведал мне историю своего житья-бытья. Мы познакомились, оказавшись вместе за одним из импровизированных столиков, установленных между торговых рядов. Я поставила стаканчик с согревающим глинтвейном и уже надкусила ароматный, сдобренный пряностями пипаркоок… Неожиданно откуда-то сверху спикировала бойкая птица: глазёнки сверкают, крылья трепещут – столько смелости и настойчивости в маленьком перьевом комочке!

– Тебе вредно такое кушать, – попыталась я его образумить, машинально пряча печеньку.

Воробушек наклонил головушку и, казалось, внимал моим словам.

Вспомнив, что я вроде захватила семечки подсолнечника, сунула руку в карман.

– Погоди, у меня для тебя угощение. Попробуешь?

– Чив, – недолго думая, отозвался он и вытянулся в мою сторону.

Я почистила несколько семечек и пока размышляла, положить их на стол или оставить на ладони, он ловко подскочил и выхватил одно зёрнышко. Клевать при мне не стал, а отпрыгнул на краешек стола – будто я отберу его добычу. Вот смешной!

Поблизости крутилась воробьиха, но вела себя осторожнее: стоило мне пошевелиться, она воспринимала это как опасность и шмыгала под ближайшую палатку.

Юрка быстро разделался с семечкой, собрал все маломальские крошечки и снова уселся рядышком – протяни руку и коснёшься трепетного птичьего тельца. Как только семечка была очищена, всё повторилось – воробейка с той же сноровкой её забрал.

Тем временем, не секрет, что обмен информацией у птиц происходит молниеносно, в надежде получить лакомство пожаловали другие члены стаи: брат Юрки, друг Юрки, племянник Юрки, даже дальний родственник Юрки объявился – полевой воробей. Птички верещали, норовя опередить друг друга, и с невероятной ловкостью подбирали семечки. Воробьиная душа ликовала – сегодня не голодно! В отличие от своих собратьев мой новый пернатый друг не суетился и, насытившись, затих. Неужели заснул?

– Чив, – Юрка приоткрыл один глаз – ничего подобного, он всегда начеку.

Тут же встрепенулся и покосился на подурневшее небо – добра оно не предвещало.

– Чив-чив! – пожаловался он, когда несколько снежинок одновременно опустились ему на клювик.

Внезапно налетевший снежный вихрь закрутил фигурку Старого Тоомаса на шпиле ратуши, раскачал подвесные уличные фонари, опрокинул пару опрометчиво оставленных на улице рекламных щитов. Следом захлопали ставнями ярмарочные домики, люди заспешили по домам, а воробушки в стремлении переждать непогоду попрятались в глубине ёлки и ни гугу.

Зима неизбежно пожаловала в наш любимый город.

На следующий день навестить Юрку не получилось – предстояла дорога домой. Но я, не переставая, думала о сообразительном и общительном воробушке, и воображение рисовало образ самой лучшей на свете птахи.

Но где же устроятся воробьи, когда уберут ель?