Рано пришла в этом году весна, рано потянулись к местам гнездовий птицы – над Куршской косой разнеслось их многоголосье.
Протянувшись с северо-востока на юго-запад, коса задаёт естественное направление сезонных миграций, заинтересовавших в конце XIX века немецких орнитологов. В продолжение их работы, прерванной Второй мировой войной, в посёлке Рыбачий (ранее Росситтен) с 1956 г. действует Биологическая станция «Рыбачий» Зоологического института РАН (ЗИН). В 1957 г. сконструированы первые ловушки, предназначенные для массового кольцевания. Со временем для их установки выбрали более подходящее место – так появился полевой стационар «Фрингилла». Своё название он получил в честь зяблика (лат. Fringilla coelebs), завсегдатая этих краёв: среди более 3 млн птиц, окольцованных с 1957 г., 800 000 составили зяблики.
Новые знания
Меня встретил доктор биологических наук, главный научный сотрудник ЗИН с птичьей фамилией Соколов (для коллег он просто «Доктор»). Прекрасный рассказчик, умело вписывающий в своё повествование юмор и случаи из птицеловной жизни, Леонид Викторович перво-наперво показывает действующие ловушки, ориентированные навстречу преобладающим миграционным потокам (осенняя и весенняя). Их размеры впечатляют: высота – 15 м, ширина (на входе) – 35 м.
– Опоры ворот металлические, а раньше были деревянные. Дятлы повадились их долбить, те и не выдержали, – смеётся мой экскурсовод.
Мы проходим до конца ловушки, испытывая 70-метровый маршрут, которым следуют залетевшие под покров рыбачьей сети птицы. Достигая концевой камеры, обратно они вылететь не могут. Пойманных птиц берут руками и помещают в деревянные ящики с отсеками (садки), сортируя по половому признаку, – так потом удобнее работать. Сейчас в одну из камер угодила зарянка. Эта птичка ведёт скрытный образ жизни, зато её песня в предрассветной тишине отчётливо слышна – и не до сна уже.
Орнитологи тоже просыпаются рано. У них свой ритм и ежедневный порядок. Сейчас на территории стационара работают 5 человек. Это оптимально – троим приходится непросто, особенно в период массового пролёта.
– Что значит изучать миграцию птиц? – спрашивает нас Арсений Цвей. – Понять, где они зимуют и размножаются, какими маршрутами летят и где останавливаются для отдыха и восстановления резерва. Для получения ответа на эти и другие вопросы нужна статистика повторных отловов птиц в районе кольцевания, которая заносится в журнал возвратов. Также важен обмен данными между орнитологическими станциями мира – они связаны между собой в единую сеть.
А теперь – к кольцевательному домику – деревянному строению с большими окнами, распахивающимися как в заставке к детским киносказкам.
– Это наша суперсекретная лаборатория, где мы кольцуем птиц, – заинтриговывает собравшихся Арсений, выглядывая из этого оконца.
Все с любопытством рассматривают разной величины алюминиевые кольца (кольцо должно «гулять» – не пережимать кровеносные сосуды на лапке) и ожидают самого интересного – демонстрации процесса кольцевания…
Сотрудники ЗИН не только кольцуют птиц, но и ведут научно-просветительскую (проводят экскурсии) и исследовательскую деятельность. Арсений изучает механизмы регуляции поведения птиц на уровне гормонов. Леонида Викторовича интересуют дальние мигранты – кукушки. Чем же они привлекли его внимание?
– Кольцевание не позволяет достоверно отследить маршрут миграции и зафиксировать точные координаты зимовок. Благодаря спутниковому передатчику (вес – 5 г), прикрепляемому к телу птицы, нам удалось установить, что все кукушки (поодиночке) летят в Африку. Те, что окольцованы у нас на Балтике, зимуют в Анголе, а камчатские кукушки – не в Юго-Восточной Азии, что было бы гораздо ближе, а в Намибии, и их путь составляет аж 17 тысяч км! Балтийские кукушки одним броском перелетают Средиземное море и Сахару, а восточные кукушки летят в Африку над Аравийским морем 3 000 км без отдыха. Получается, что маршрут миграции записан в генетическую память, т. е. имеет место отражение исторического пути их расселения в прошлом с африканского континента.
Сезонность бытия
Жизнь орнитологов такая же сезонная, как и птичья. Одни улетают на зимовку, другие разъезжаются по домам и продолжают трудиться в стенах родного института, а с приходом весны они встречаются – люди занимательной науки и их пернатые подопечные.
– Наш полевой сезон продолжается 7 месяцев – с конца марта до конца октября, – поясняет Соколов. – В течение этого периода в ловушки попадают разные лесные птицы (зяблики, синицы, чижи, пеночки, корольки, славки, зеленушки, зярянки, скворцы, дрозды). Не удаётся миновать их и местным, гнездящимся на Куршской косе птицам, причём многие из них попадаются неоднократно. Из крупных птиц залетают ястребы, и лишь сову просто так не поймать – заманиваем с помощью пищалки, имитирующей мышь. Однажды за ночь попалось 100 сов!
– А какой рекорд по числу пойманных в течение дня птиц?
– 9 тысяч – это был кошмарный день: птиц мы тогда не любили, и жить нам не хотелось. Один человек физически может окольцевать тысячу, а дальше он уже не человек.
На мой вопрос о птице счастья Доктор ответил так: «Мы её однажды поймали – это была индиговая овсянка, обитающая в Америке. Вероятно, шторм на Атлантике скорректировал её маршрут».
– Особенные пернатые гости наведывались?
– В 1992 г. я поймал средиземноморскую славку – мы долго гадали, что это за чудо-птица с красным ободком вокруг глаз. Залетала златогузая каменка из Ирана и редкая птичка из Сибири – синехвостка.
– А ополовники? – вспомнила я длиннохвостых пушистиков.
– 2000 год был урожайным – попалось 20 000 птиц! Это интересный инвазионный вид синиц (то много, то ни одной не поймаешь) с постоянными стаями. Несколько выводков, а в них бывает до 12 птенцов, объединяются и вместе путешествуют. Причём они знают друг друга по голосам и, пока не выпустишь последнего попавшегося, не улетят – будут крутиться рядом. Порой намучаешься с ними, особенно в Рыбачьем: окольцуешь их, а они снова и снова попадаются в сети, и целый день синичий табор не может улететь. Залетела к нам как-то окольцованная в Эстонии стайка. Все 15 птиц оказались в наших ловушках – всех записали, ни одну не потеряли.
Обед, или Познание мира
В сравнении с периодом, когда летят тысячи птиц, а это поистине героические будни для сотрудников стационара, день не задался. Если холодно, птицы не полетят, задержатся. «Почему не везёт?» – c укором глядела я на подурневшее небо, в просторах которого носился и разгонял птиц северный ветер.
…
– Викторович, к тебе экскурсия, принимай, – заговорила рация, едва мы присели перекусить.
– А ты говоришь, обед. Иногда туристов бывает больше, чем птиц.
Надев свою фирменную шляпу, украшенную значками и перьями орлана-белохвоста, он идёт встречать гостей.
Не проходит и пяти минут, приходит Арсений – они сменили друг друга, как по расписанию. Но это сегодня, а бывает, что и покушать некогда – настоящий конвейер.
– Как Вас закрутила птичья карусель? – спрашиваю я его.
– Когда я учился в восьмом классе, мне подарили зеленушку. Я наблюдал и постепенно углублялся в эту тему. По большому счёту не важно, кого изучать – птиц, рыб или червей, – интересно познавать любую область биологии. Я остановился на изучении физиологических основ и эндокринной регуляции миграционного состояния. В том числе меня интересует изменение поведения птиц во время миграции, как они накапливают жир, каковы энергетические затраты на полёт, почему они летят в определённое время суток, сколько пролетели и т. д.
В Рыбачьем
Мы сразу пошли проверять паутинные сети (путанки). Во избежание травмирования и даже гибели птиц это необходимо делать как можно чаще. Вынимание птиц из таких сетей – процесс трудоёмкий, требующий знаний и навыков.
Бедолаге-зяблику нужна помощь. Хорошо, что рядом Леонид Викторович: он берёт птичку в руки, лишив её возможности ещё больше накрутить на себя сеть, выпутывает лапки, потом крылья, а напоследок почти ювелирная работа – освобождение головы птички. Наконец, самку помещают в холщовый мешочек – здесь обходятся без садков. Насобирают «урожай» и несут в кольцевательную.
– Есть кто? – с надеждой спрашиваю лаборантку Наталью.
– Королёк, зарянка.
И здесь затишье. Ну, ничего, хоть увижу, какая она, певчая птичка – королёк. Среди ярко-жёлтых перьев, образующих продольную полоску на голове, заметны оранжевые вкрапления – это самец. Его вес 4,9 г (согласно записям в журнале, на днях здесь побывал королёк весом 4,6 г). Для такой мелюзги используют самое маленькое кольцо – 0,03 г.
С улыбкой вспоминаю забавную ситуацию. Королька осмотрели, измерили и сунули в кулёк для взвешивания (он скручен из плотной полупрозрачной плёнки для бумаг). В опытных руках Дмитрия Леоке ждёт своей очереди зяблик. Слово за слово, и он отправляется в кулёк.
– Там же королёк! – в волнении кричу я.
– Разве мы его не выпустили?
Дмитрий забирает зяблика, а я беру в руки почти невесомую птичку и отпускаю. Вот теперь мини-весы свободны.
– Эти крохи пролетают 400 км без остановки, – уточняет Соколов. – Для преодоления таких расстояний птица запасается топливом – набирает жир. По его наличию мы можем определить, полетит ли она дальше или останется гнездовать у нас.
Новое знакомство
На следующий день, путешествуя по национальному парку «Куршская коса», на минутку заезжаем к орнитологам. Ненастье отступило, и затеплилась надежда, что над косой покажутся долгожданные стаи. Но нет, птахи ждут тёплых воздушных потоков.
Арсений сегодня в помощниках, командует Анатолий Петрович Шаповал – ловец птиц, бабочек и стрекоз.
– Какой улов? – спрашиваем.
– В камерах пусто, поставил путанку. Чижей с десяток набралось.
– Давайте скорей кольцевать, – тяну я его за рукав, и, как говорится, вперёд батьки залетаю в рабочую избушку. Придвигаю к себе журнал учёта.
– Можно я буду записывать данные?
– Можно, – разрешает Шаповал и достаёт из садка зеленовато-жёлтого самца с шапочкой из чёрных перьев на голове.
Кольцо зафиксировано, длина крыла измерена, возраст определён, запас жира отсутствует, вес – 11,5 г.
Прикасаюсь губами к чижовой макушке: «Доброй дороги!»
На ладони остаётся пёрышко и запах птицы.
