Солнце брызгало на город с таким усердием, как будто сейчас настоящее лето. Дефицитный на Балтике ультрафиолет пробирался в самые тёмные и скрытые от любопытного взгляда уголки, скакал по крышам домов и кронам деревьев. А в это время где-то в другом пространстве бесилось море, нещадно заливая прилегающий песчаник. Берег до сих пор только мечтал стать полноценным пляжем…
Здесь, ближе к озеру, в самой гуще сосновых рощ, почти тихо. Лишь звенят, перескакивая с ветки на ветку, желтоголовые корольки. И ни один прохожий не догадался прислушаться и поднять голову.
За птичьим мельтешением наблюдал двухэтажный дом, некогда симпатичный и добротный. Впрочем, добротность свою он не утратил и спустя 75 лет – всё-таки образец немецкой архитектуры. А чем ещё он мог заняться? Жителей расселили пять лет назад, и все эти годы дом стоически противился попыткам снести себя с отведенного ему пятна застройки. «Им бы всё разрушить, уничтожить», – кряхтел он, ощущая, как трещина ползёт ниже и ниже – уже до первого этажа добралась. «Кто там жил?» – отвлёкся на свои воспоминания дом.
– Мама, наш дом похож на коробку из-под посылки! – выдал кудрявый малец.
Под мышкой он сжимал белоснежного Сеню. Кот шипел в усы и закатывал глаза, беспрекословно подражая мягкой игрушке. Перечить этому оторве не хотел даже он, самый красивый и уважаемый в округе кот. 
– А почему не на посылку? – удивилась Ирма, машинально проводя тряпкой по подоконнику. Зачем она это делала? Ох, не хотела она переезжать – так они приросли к этому месту: к своей квартире на первом этаже, к фонарному столбу, о который то и дело тёрся Сенька, за который держался пошатывающийся муж соседки… А столбу что – ему не сложно помочь.
– Коробка пустая, и дом пустой, – бросил на ходу её любимый сынуля.
Всё просто – завтра они уезжают…
Перед окном – прибалдевший кот, оказавшийся на свободе.
Скворечник беззвучно требует ремонта: ни дна, ни крыши – взгляд проходит насквозь и теряется в полуобнаженной кроне дерева.
За прошедшие годы вокруг дома бродил лишь Сеня, никто из жильцов сюда не возвращался. Жители соседних домов, осчастливленные ремонтом, спешили мимо – в свои обновлённые жилища. Как ни пытался дом уронить черепицу с крыши или гвоздь выдернуть и швырнуть на дорогу, ничего не помогало – нет дома ни для кого, призрак. Даже птицы больше не прилетают к кормушке. Помнится, её соорудил Гаральд, механик со второго этажа. Больно живность разную любил – канареек держал. Взял он однажды пятилитровую банку из-под воды, вырезал отверстие и повесил на окно. Веселья было – и у жильцов, и у птиц! Теперь только пластик трещит, особенно в морозы тяжело – перепады ночных и дневных температур корёжат банку. От страшного звука дом за сердце хватается.
Соседка стояла, прильнув к стеклу лицом. Бух, бух, бух – колотился рядом шмель. Засаленные обои наводили тоску, в углу пылилась стопка винила. Покойный муж соседки любил не только выпить – ежевечерне слушал пластинки. Женщина царапала стекло обрубком ногтя и грустила о проигрывателе – добротная была модель…
Кот чертыхнулся и зажмурился – шмель упал замертво, так и не усладив свой полосатый слух мелодией некогда популярного винила.
Дом ежедневно наблюдал, как по соседству не по дням, а по часам, сокрушая архитектурную гармонию квартала, рос шикарный отель с застеклёнными балконами, отражающими солнце. Вот он сдан в эксплуатацию: с соседними строениями не церемонится, а на грязно-жёлтые и обшарпанные стены дома вообще не смотрит – противно. «Какая убогость», – морщится отель, выставляя на всеобщее любование свою безупречную планировку и отделку. На его балконах тщетно пытаются загорать постояльцы.
У нашего дома балконов нет, зато имеется укромное чердачное помещение. Немало времени провела там ребятня – всё тайны прятали и сизарей. Уж где сорванцы ловили птиц, неведомо. Но с упорством они этих голубей готовили к перелёту в дальние края — не терпелось узнать, что там, по другую сторону моря: янтарь, синие птицы, радуги в несколько слоев, приключения и мальчишечье счастье…
«Ты держись», – я попыталась подбодрить дом – вдруг его отреставрируют.
