Старик брёл по пустеющему пирсу и вспоминал свою молодость. Единственное, что не изменилось за эти годы, — это море. Местами оно переливалось тёмно-синим, но где-то вдалеке казалось седым. Неужели тоже постарело? Но нет, оно по-прежнему неистово плескалось у берега и предпринимало одну попытку за другой, чтобы достать своими водами старика. Он ухмылялся сквозь ресницы, а глаза излучали любовь и силу духа, которой он был верен. Вздымающиеся страшным зверем волны были ему нипочём, как и раньше, когда он ходил в море.

Эти «путешествия» в прошлое всегда навевали грусть, томление и в конечном итоге приводили его в бешенство, загоняя в угол. В такие моменты он начинал рисовать, хаотично кладя мазки, не зная, что хочет видеть на холсте. Всё это было не так, как раньше, неестественно и не приносило старику успокоения. А раньше были цели, буря эмоций и переплетение чувств, поэтому столько рисунков кораблей, отважных моряков, притягательной и бесконечной стихии осталось у него! А сколько так и не закончены, не та уже твёрдость руки… Но память, слава богу, пока не подводит, да и разум ясен. Старик прищурился, глядя в небо, туда, где заблудилось среди повисших над городом тяжёлых облаков заблудилось солнце. «Сколько же ещё небо будет давить своей безнадёжностью?» — подумал про себя. Мысль прервал шум не то трепыхающегося под порывом ветра паруса стоящей рядом шхуны, не то резкое хлопанье крыльев… Он остановился и стал оглядываться по сторонам — что-то встревожило старика, ёкнув где-то в груди трепетно и трагично.

Птица, это была птица. Она лежала, растопырив крылья и опираясь ими о край пирса, чтобы не упасть в воду. Не мешкая, он подошёл и взял её в руки, чтобы перенести подальше от бьющихся волн. «Какая она большая, как сильно стучит сердце», — он снова начал погружаться в свои мысли. В последнее время это происходило всё чаще, и он никак не мог уразуметь, отчего ему хочется не картины писать, а слагать стихи. Жизненные метаморфозы… Словно посыл сверху, неожиданный, непонятый.

Птица встрепенулась и отвлекла его от философских размышлений. Он всё ещё не выпускал её из рук. Наверное, это беспокоило птицу, но совсем немного. Он погладил промокшие перья и от неожиданности едва не выронил её – птица смотрела на него немигающим взглядом светло-карих с желтизной глаз, в котором мелькнуло что-то знакомое. Вот и он сам заволновался, присел на борт лодки и стал разглядывать, а не ранена ли птица, об этом как-то позабыл поначалу. «Похоже, птица просто проделала длинный путь и устала от сопротивления ветру и шторму, возьму её с собой, пусть отогреется», — подумал он, а птица прикрыла глаза и не хотела больше никуда улетать. Старик прикрыл её полой своего поношенного пальто, напоминающего бушлат моряка, и под хлынувшим вдруг дождём поспешил в мастерскую.

— Добро пожаловать в мою обитель, здесь потеплее, тебе будет уютно. Когда окрепнешь, отпущу тебя, полетишь восвояси. 

«Я не хочу улетать, я останусь с тобой, наконец-то я могу это сделать, и ты меня уже не прогонишь», — старик услышал голос где-то в своём сознании и испугался, не заболел ли он. Положив птицу рядом с одним из незаконченных рисунков, стал прислушиваться. Случайно перевёл взгляд на рисунок, замер — ему показалось… «Мистика какая-то», — подумалось. На него  смотрели светло-карие с желтизной глаза… — он так и оставил когда-то этот рисунок и уже не помнил, хотел ли он его закончить или нет. Только глаза, выразительные, прекрасные, смотрели на него теперь уже не только с рисунка. Птица, казалось, плакала, глаза её стали влажными.

— Что ты хочешь мне сказать, милая? – спросил он птицу, но та лишь неотрывно смотрела на него, будто гипнотизируя.

– Странно, но твои глаза напоминают мне те, что я запечатлел на этом рисунке. Может быть, ты знаешь ответ на мой вопрос, что мучает меня последние 20 лет, когда я в последний раз увидел её и лишь позже по памяти нарисовал только глаза. Сейчас мне кажется, что произошло перевоплощение, и она вернулась ко мне через тебя, она – это ты? – он ахнул и только теперь понял, что сам сказал вслух то, что хотела донести до него птица, что долгое время болело и терзало.

Он отвернулся и отошёл в сторону, в темноту своей комнаты, чтобы скрыть слёзы, непроизвольно появившиеся в старых, но таких молодых глазах. Здесь в мастерской он проводил своё лучшее время. Только здесь он обретал себя и забывался, предаваясь долгим размышлениям и воспоминаниям о своей безудержной энергии, друзьях и о ней, что появилась как-то в день шумного праздника и улетела в свой город, не оставив надежды. Но разве могла она поступить по-другому, ведь это же он не дал ей надежды, он просто испугался. Что-то подобное встречалось ему ранее на страницах любимых книг. «Как бы чего не вышло… И действительно ничего не вышло», — вот то, что он сейчас вспомнил.

Птица вскрикнула и несколько раз взмахнула крыльями, собираясь взлететь.

— Не улетай, — он бросился к ней и, не опасаясь острого клюва, прижал птицу к себе. – Столько лет я думал, что море и моё ремесло спасут от душевной слабости. Но нет, я так и не забыл тебя, простишь ли ты меня? — он как-то сразу стал жалким, ощущение вины и утраты завершали картину всей его жизни.

Глухая тишина в мастерской ошеломила его, погрузив в тревогу и отчаяние. Птица вдруг как-то обмякла в его руках, он не сразу это почувствовал. Отстранившись, он увидел, что потерял её уже навсегда – смерть застала её в его руках, за этим она и прилетела, хотя бы за этим…